Подавляющее большинство советских граждан в годы нашествия нацистских нелюдей сражались с врагом в рядах Красной армии, партизан и подпольщиков,работали на Победу в тылу, хранили верность Родине в блокадном Ленинграде и фашистских застенках. Но были и другие.
«Герой» нынешней публикации так и норовил, как хитроумный жук, отсидеться в кустах. Причем однажды делал это в буквальном смысле. Однако в той великой народной войне принцип «и вашим и нашим — и споем и спляшем» едва ли был осуществим. Все кривые дорожки всякого рода уклонистов неминуемо приводили в сообщество нацистских преступников.
В 1945 году белорусский Полоцк вместе со всей страной стремился в кратчайшие сроки преодолеть послевоенную разруху и добиться достойной жизни. Около половины жилищного фонда было уничтожено немецко-фашистскими захватчиками. Власть решала главную на тот момент проблему: каким-то невероятным образом расселить горожан во всех сохранившихся зданиях. Второй глобальный вопрос — разработка генерального плана восстановления, реконструкции и развития древнейшего города Беларуси, который в те годы имел статус областного центра. Словом, и после войны самоотверженность советского народа, в том числе полочан, была нормой жизни.
Между тем правоохранители выполняли свою важнейшую работу. В декабре 1945-го управлением Народного комиссариата государственной безопасности Полоцкой области было вынесено постановление об аресте Балбеко Ефима Константиновича. Его подозревали в измене Родине в годы Великой Отечественной войны и службе в немецком карательном отряде. Какая-то сатанинская ирония судьбы: речь шла о том самом подразделении карателей, которое уничтожало мирных граждан деревень Муквятица и Зеньки Освейского района, откуда родом Балбеко.
Освейская трагедия
«Я спрашиваю вас: хотите ли вы тотальной войны? Хотите ли вы вести ее еще тотальнее и радикальнее, чем мы сегодня вообще можем себе представить?» — орал в 1943 году, обращаясь к своей нации, главный пропагандист фашистской Германии Геббельс.
Наверное, немногие из тех, кто слушал рейхсминистра… гм, народного просвещения и в экстазе вскидывал руку («Хайль!»), знали, что «тотальная война» означала в том числе массовое уничтожение мирных граждан Витебщины и Псковщины, причем самым изуверским способом. Зверство нацистов было приемом устрашения непокоренного народа и проявлением наиболее отвратительной сущности отдельных представителей рода людского. Кстати, особой жестокостью во время карательных экспедиций на землях Придвинья отличались латышские полицейские батальоны.
Из доклада Полоцкой областной комиссии о злодеяниях, совершенных нацистами в Полоцке и районах Полоцкой области (дата составления — не позднее июня 1945 года): «…Установлено, что захватчики истребили в одном только городе Полоцке около 150 тысяч советских граждан — мужчин, женщин, детей и стариков… Немецко-фашистские бандиты изобретали самые изощренные формы пыток советских граждан, причем все это считалось делом чести каждого немца и поощрялось главным военным командованием и правительством… Пытки, истязания и расстрелы, проводившиеся в лагерях, на улицах города, в окрестностях населенных пунктов, являлись предметом развлечения немецко-фашистских бандитов…»
«…Аналогичные зверства изверги чинили в Освейском районе. В феврале 1943 года немецкие войска окружили деревню Лоделево, в которой захватили все население. Отделив мужчин от женщин и детей, немцы согнали их в дом гражданина Путро Тита. Женщины и дети были загнаны в колхозный амбар. Затем немцы сожгли обе постройки вместе с находившимися в них 42 мирными жителями.
Другая группа немецких солдат, захватив 16 февраля 1943 года деревню Муквятица, сожгла заживо в деревенской кузнице 14 женщин и детей. После этого в деревне был учинен массовый расстрел уцелевших от огня жителей».
Февраль — март 1943-го. Это была известная карательная экспедиция, которой нацисты дали издевательски красивое название «Зимнее волшебство». Те события мы называем иначе — Освейская трагедия. Она разыгралась на Витебщине (Дриссенский, Освейский, Полоцкий, Россонский районы) и на территории Себежского района Псковской области. То есть там, где эффективно били фашистских гадов бригады одной из трех партизанских зон Витебщины — Освейско-Россонской. Нацисты и их пособники из числа предателей боролись с народными мстителями своим коронным способом — беспрецедентно жестокими расправами над мирным населением.
Тихая деревушка Зеньки, где в 1905 году появился на свет мальчик Ефим, была расположена в одном километре от Муквятицы. В феврале 1943-го нацисты сожгли Зеньки дотла, уничтожив при этом 40 сельчан. Деревня навсегда исчезла с лица земли. Столь милое, мирное название — Зеньки — осталось только на граните мемориального комплекса «Хатынь».
Что ж, посмотрим, где пребывал наш «герой» в то время, когда его односельчане умирали в страшных муках от рук нацистских палачей.
Уклонист — дезертир — предатель
Пожелтевшая от времени бумага архивных судебно-следственных протоколов — сама по себе раритет. Впору надевать специальные перчатки, чтобы осторожно отгибать корешки фолиантов и читать скрытые переплетом слова. Почерк у стенографистов, как правило, аккуратный, разборчивый. В 1945-м на недавно освобожденной родной земле печатных машинок явно не хватало. И как будто слышишь голоса тех, чья речь была зафиксирована для вечности, — следователя, свидетелей, а также обвиняемого в измене Родине. Следователь, судя по его офицерскому званию, еще молод, а потому пока склонен удивляться и негодовать, обращаясь к иуде: «Почему вы не ушли на фронт?! Почему сбежали из отряда?!» А иуда (в отличие от следователя мы можем заглянуть в итоговый документ трибунала) — всего лишь жертва обстоятельств… если наивно проникнуться его как бы правдивыми ответами, за которыми различим как бы доверительный, но фальшивый тон.
Как только грянула война, всему Полоцку стало известно, что немедленному призыву подлежат советские мужчины в том числе 1905 года рождения. Военнообязанный Балбеко обязан был, не дожидаясь предписания идти защищать Родину, явиться на пункт призыва. Не исключено, что рабочий полоцкого лесозавода Балбеко был бы отправлен в эвакуацию, чтобы трудиться в тылу, или пополнил бы ряды колонн призывников, которые в пешем порядке отправились на запад, чтобы влиться в свои воинские части. Вполне вероятно, что в такой колонне попал бы под вражескую авиабомбежку, артобстрел, а потом, если бы выжил, стал бойцом Полоцкого укрепрайона. Всякое могло быть в хаосе тяжелого 1941-го.
В любом случае это был бы честный путь патриота.
Балбеко, однако, понюхав, чем пахнет воздух, сиганул из Полоцка в Освею к своей семье. Там он тоже не пошел в райвоенкомат, ибо Красная армия в его личных планах не значилась. После первой бомбежки Освеи вместе с семьей переехал в родные Зеньки. Тут и решил залечь на дно, тихо заниматься сельскохозяйственным трудом, никого не трогать и ни во что не встревать. Как бы не так!
К октябрю 1942 года партизаны освободили от оккупантов территорию Россонского, Освейского, частично — Дриссенского и Полоцкого районов. Фашисты были выбиты из райцентров Россоны и Освея. В конце 1942-го партизаны удерживали около 2 тысяч, весной 1943-го — 5 тысяч квадратных километров родной земли. Освобожденная территория была партизанским краем, созданным на стыке границ РСФСР, БССР и советской Латвии российскими, белорусскими и латышскими партизанами. В послевоенное время знаменитый Курган Дружбы стал символом боевого братства россиян, белорусов и латышей в их совместной борьбе с фашизмом.
Но все это не имело никакого отношения к Балбеко. С нарастанием партизанского натиска на врага «мирный сельчанин» бежит под прикрытие немецкого гарнизона — вначале в Освею, затем в Себеж. Во время следствия и суда мотивировал свое бегство тем, что его брат был старостой общины в Зеньках, и поэтому Балбеко опасался… мести со стороны партизан. Ведь благодаря «родственнику во власти» он заимел по блату землю, продовольствие, корову. «Вы за себя отвечаете, а не за брата!» — говорил ему следователь. Действительно, что-то не припоминается в истории случай, когда партизаны мстили бы родственникам предателей. Не было такой тенденции. Другое дело — очередная попытка Балбеко спрятаться за углом.
И все же весной 1943-го он чуть было не стал партизаном. С его слов, в Себеже немцы арестовали Балбеко за спекуляцию бензином и заключили в псковский лагерь, откуда юркий Ефим сбежал. Прятался в лесу. Тут его и нашли бойцы отряда Молохова 4-й Калининской бригады. «Ты почему, здоровый мужик, не на фронте, а по лесам шатаешься?» — спросили у Балбеко. «Так это, повестку в 41-м не донесли, не успели, быстро как-то все случилось». — «Ну, тогда пойдешь с нами немца бить».
Немца бить ушлому мужичку страх как не хотелось. Отпросился (опять же, с его слов) у командира повидать свою семью, по дороге попал в отряд Жданова партизанской бригады имени Фрунзе, где находился около недели. И снова дезертировал. На этот раз отправился прямиком к немцам.
«В отряде Жданова меня допрашивал комиссар Руденко с какими-то партизанами, — показал он следствию. — Было это в деревне Святица Освейского района. После допросов заставили работать на кухне. Потом комиссар Руденко велел мне отправиться в штаб бригады. А я спрятался в кустах около деревни Падеры и просидел в них целый день. Ночью пошел в сторону Латвии к немцам».
«Вы не боялись, что и немцы могут вас расстрелять как неблагонадежного?» — спрашивал у него следователь. Нет, этого Балбеко отчего-то не боялся.
Приговор
Под давлением свидетельских показаний Балбеко признал, что в полиции, а затем в СД он подробно рассказал о местах дислокации партизанских отрядов, их численности, вооружении, системе продовольственного снабжения и пополнения боеприпасами. Это была важнейшая информация, выданная предателем врагу.
В частности, свидетель Алексей Пимошин показал, что через несколько дней после бегства Балбеко из отряда Жданова полицейское подразделение неожиданно напало на партизан, находившихся в засаде. Два наших бойца погибли. А затем немецкие самолеты бомбили продовольственные склады народных мстителей. Совпадение?
Свидетель А. М. Зинкевич сообщила следствию, что через несколько дней после дезертирства Балбеко целую неделю прилетали по 10–15 немецких самолетов и бомбили расположение партизан у деревни Ерохи. Аналогичные показания дали другие свидетели.
А вот не менее серьезные вещи. Свидетели М. В. Фондорко (в другом месте протокола — Фондаренко) и А. Г. Зинкевич показали в суде, что хорошо знают Балбеко как бывшего соседа-односельчанина. В 1943-м в деревни Муквятицу и Валюки нагрянули каратели. Сельчан — 21 взрослого и шестерых детей — загнали в кузницу. Зинкевич была с двумя своими детьми, а Фондорко — с мужем Яном. У входа в кузницу стоял… Балбеко, одетый в немецкую форму и с оружием в руках. Его все узнавали, просили о помощи, но он только улыбался и ничего не говорил. Затем двери кузницы каратели закрыли и через них стали стрелять. Когда крики утихли, каратели вошли в кузницу и стали добивать раненых. Дети Зинкевич были убиты, а сама она, раненная, потеряла сознание и каким-то чудом выжила. Погибли тогда 18 человек.
Военный трибунал войск НКВД Витебской области огласил приговор 18 марта 1946 года. Первый в истории Белорусской Советской Социалистической Республики Уголовный кодекс был принят в 1928 году и действовал до 1960-го. Балбеко проходил по статье, которая за измену Родине именно военнослужащего предусматривала смертную казнь. К нему применили также другую статью, допускающую менее тяжкую меру наказания.
Балбеко приговорили к 10 годам исправительно-трудовых лагерей. Архивные страницы по этому делу, составленные в 1945–1946 годах, не указывают нам, что стало в дальнейшем с этим коллаборационистом. Вполне вероятно, что, отсидев, на малую родину он не вернулся. Жить рядом со своими односельчанами, которые десятилетиями будут смотреть на тебя с презрением...
Впрочем, «своих» у Балбеко не стало в июне 1941 года.
© Авторское право «Витьбичи». Гиперссылка на источник обязательна.
