Вместе с немцами участвовали в массовых изощренных убийствах советских граждан, боях с партизанами. О карательной деятельности и ужасных преступлениях предателей

Весной 1951 года управлением Министерства государственной безопасности по Витебской области были привлечены к уголовной ответственности за измену Родине Пётр Жапнов и Виктор Лешкун. Первый — уроженец деревни Шеряково Суражского района Витебщины, до ареста проживал в деревне Горькаво, работал сплавщиком леса в Суражской сплавконторе. Второй — житель Риги, был мастером ОТК спичечной фабрики «Комета», родом из самого Суража. Военным трибуналом Белорусского военного округа оба были приговорены к 25 годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовых лагерях.

Военнослужащий Красной армии Жапнов в сентябре 1941 года во время боевых действий в районе Вязьмы сдался врагу в плен. После чего каким-то образом вернулся на малую родину и обосновался в Горькаво. В ноябре 1941-го стал рядовым Островской волостной полиции. С февраля 1942-го по июнь 1944-го состоял в так называемой оперативной команде № 9 при нацистской службе бе­зопасности (печально известная аббревиатура — СД). Штаб этой самой полицейской «девятки» до ноября 1943 года находился в Витебске. Здесь же прошел обучение в контрразведывательной школе СД — вместе с Лешкуном. Отбросим красивую военную терминологию и скажем кратко, по существу: курсантов школы дрессировали, как собак, для борьбы с партизанами и подпольщиками, уничтожения мирного населения, а в целом — для осуществления политики геноцида белорусского народа. Здесь и методы внедрения в партизанские отряды и подпольные группы, и вынюхивание по городам и весям на предмет лояльности жителей «новому порядку», и боевая подготовка, и «политзанятия» касательно верности фюреру, и тому подобное.

Лешкун, проживая на временно оккупированной советской территории — в деревне Слобода Суражского района, добровольно пошел служить в 1943-м в карательную команду СД-9. Состоял в ней рядовым полицаем до осени 1944-го.

После того, как Красная армия очистила советскую землю от фашистов, до апреля 1945-го предавал Родину в Европе в составе другой преступной организации нацистов — в войсках СС. Затем просочился сквозь фильтр проверки и даже успел пройти службу в наших армейских рядах, за что был отмечен юбилейной медалью «30 лет Советской Армии и Флота». Но потом на него вышли сотрудники госбе­зопасности.

Оба, Жапнов и Лешкун, удостоверив личной подписью клятву верности гитлеровской Германии, занимались активной карательной деятельностью: вместе с немцами участвовали в массовых изощренных убийствах советских граждан, боях с партизанами.

Здесь надо понимать, что мера наказания тому или иному иуде определяется судом не только в целом по факту измены Родине, но и по конкретным установленным эпизодам. Присягнул фюреру и отправился на кухню чистить для фашистов картошку — одна история. Вскинул винтовку и направил ствол на партизана, красноармейца, мирного жителя — совсем другая. Потому и может сидящий на скамье подсудимых полицай, с ужасом ожидая судебного решения, балансировать между расстрелом и 25-ю или 15-ю годами лишения свободы (в зависимости от статьи закона на данный момент). Впрочем, одной чисткой картошки предатель в униформе полицая или немецкой вряд ли мог отделаться.

По решению Военного трибунала медаль Виктора Лешкуна подлежала изъятию. И это правильно не только с юридической, но и с моральной точки зрения. Конечно, вес боевых орденов и медалей неизмеримо больший, но и юбилейная награда имеет важное значение — как свидетельство гражданского достоинства того, кому не довелось нюхнуть пороха войны, и бесконечной благодарности защитникам Родины.

Рядовой СД, а также эсэсовец Лешкун будет у нас за сюжетообразующий персонаж. Первая его отсидка была недолгой — всего лишь пять с половиной лет.

«Учитывая прекращение состояния войны между Советским Союзом и Германией и руководствуясь принципом гуманности, Президиум Верховного Совета СССР считает возможным применить амнистию в отношении тех советских граждан, которые в период Великой Отечественной войны 1941–1945 годов по малодушию или несознательности оказались вовлеченными в сотрудничество с оккупантами», — говорится в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 года. Не подлежали освобождению каратели, осужденные за убийства и истязания советских граждан.

Амнистия 1950-х, когда на свободу вышли всякого рода полицаи, власовцы и прочие бандеровцы, — тема отдельного разговора. Кстати, не случайно уголовное дело по факту геноцида белорусского народа, возбужденное Генеральной прокуратурой Республики Беларусь в 2021 году, касается не только времени Великой Отечественной войны, но и послевоенного периода, когда от рук недобитых «лесных братьев» погибли десятки тысяч советских военнослужащих и мирных граждан.

Итак, Лешкун мог перевести дух, отделавшись легким испугом. Между тем в прокуратуру Витебской области обратилась с заявлением витебчанка Анна Войтехова, уроженка Суража. Анна Семёновна совершенно справедливо была возмущена тем, что Лешкун радуется жизни, дыша воздухом свободы.

Прокуратура 25 августа 1976 года в связи с заявлением А. С. Войтеховой возбудила расследование вновь открывшихся обстоятельств по архивному уголовному делу Лешкуна. Однако суть не только в этом заявлении. Сотрудники госбезопасности неустанно выясняли обстоятельства всех фактов перехода изменников на сторону врага и их преступлений. Показания одного иуды могли вытянуть на свет божий фамилии множества других. Никто из предателей, даже отсидев полный срок, не мог жить спокойно, если знал, что за ним числятся нераскрытые злодеяния.

Сотрудники следственного отделения управления Комитета государственной безопасности при Совете Министров БССР по Витебской области, занимаясь делом Лешкуна, приступили к розыску еще 26 полицаев из СД-9, подозреваемых в расстрелах и истязаниях советских граждан. В компании с тремя из них Лешкун снова оказался на скамье подсудимых.

Перед коллегией по уголовным делам Витебского областного суда предстали: уроженец Невеля Василий Богданов, житель города Черемхова Иркутской области; Иван Бурулёв, житель Тулы, родом из деревни Малые Жолуды Городокского района; Василий Иванов, уроженец деревни Заболотье Демидовского района Смоленской области, на момент ареста — витебчанин; ну и собственно Лешкун. Приговор данному квартету из «девятки» был зачитан 2 сентября 1977 года.

Открытое судебное заседание проходило в Витебске, во Дворце культуры строительного треста № 9. Замечательное сооружение ушедшей эпохи, дорогое сердцу нескольких поколений витебчан. Там в конце 1950-х — начале 1960-х под музыку духового оркестра танцевали на вечерах наши дедушки и бабушки, мамы и папы, такие молодые и красивые. Сегодня на месте трестовского дворца — новейшая история в лице торгового центра «Корона».

Сегодня бывшие застенки СД-9 по улице Комиссара Крылова — составная часть Витебского областного краеведческого музея. Сама атмосфера вызывает содрогание. Здесь мучились и умирали патриоты Родины. Вера Хоружая, Софья Панкова, Лидия Берёзкина, Евдокия Суранова… Штаб СД-9 находился по нынешней улице Политехнической, в здании механико-энергетического политехникума (впоследствии станкоинструментальный). Бывали здесь и наши «герои».

Все четверо стали полицаями команды № 9 добровольно. При этом Бурулёв дезертировал из партизанского отряда. Следствие установило, что с участием троих из этого квартета было умерщвлено в «душегубке» не менее 40 заключенных, с участием Бурулёва — не менее 60. Для тех, кто не знает, что такое газенваген, оно же — «душегубка». Чудовищное устройство «творцов геноцида»: в плотно закрываемую камеру на автомобильной платформе, наполняемую жертвами фашизма, выведена выхлопная труба. Все четверо с матюками, орудуя прикладами винтовок, загоняли своих жертв в эту мобильную газовую камеру, а потом выгружали трупы умерщвленных людей. Узники знали, куда и зачем их вытаскивают силой из тюремного подвала, а затем, когда с угасающим сознанием дышали угарным газом от работающего двигателя, осознавали, что умирают…

Во время отступления гитлеровцев в июне 1944 года все четверо участвовали в расстреле группами не менее 120 советских граждан — мужчин и женщин, которых этапировали из тюрьмы в Лепеле. Произошло это в урочище Ходоровка, в пяти километрах от станции Парафьяново в Докшицком районе.

В те же июньские дни на том же месте Лешкун, Богданов, Иванов и Бурулёв участвовали в расстреле группами не менее 500 узников концлагеря возле деревни Либеровщина Докшицкого района. Следствие установило вклад каждого: у Лешкуна — три группы обреченных (не менее 220 человек), у остальных — по четыре группы численностью 300 человек каждая.

Бурулёв проявил себя старательным истязателем, когда во время допросов арестованных орудовал резиновым шлангом или металлическим прутом: избивал арестованного мужчину в Ветрино Полоцкого района, другого мужчину — в Чашниках.

Во время предварительного и судебного следствия был установлен и характер участия преступников в расстрелах: одному выпало конвоировать, другому — непосредственно нажимать на курок, причем всё это — строго по свидетельским показаниям. Например, в деревне Заречная Слобода Чашникского района Бурулёв вместе с другими полицейскими расстрелял не менее 25 арестованных советских граждан. Он и конвоировал обреченных к месту расстрела, и лично убил, если строго по показаниям свидетелей, не менее четырех человек. На самом деле, может, и больше.

Есть только одно свидетельское показание о том, что Лешкун застрелил женщину, землячку. Наверное, этого было недостаточно для суда, чтобы поставить его к стенке. Тем не менее Анна Войтехова, утверждая, что Лешкун питал какую-то страсть к убийству именно своих земляков, суражан, показала следу­ющее: «Нас, узников «5-го Полка», немцы везли на автомашинах куда-то в западном направлении. Колонна крытых брезентом машин остановилась в Лепеле. Я услы­шала, что кто-то, проходя мимо колонны, интересуется, есть ли узники из Суража. Я приоткрыла возле кабины брезент, чтобы посмотреть, кто ищет моих земляков. И увидела Лешкуна Виктора в форме гитлеровского военно­служащего… Я видела, как одна женщина подбежала со стороны головы нашей колонны к Лешкуну и сказала, что она из Суража. Лешкун отвернул полу шинели, достал пистолет и, ничего не сказав этой женщине, выстрелил ей в грудь. Женщина упала на обочину лицом вверх и больше не подавала признаков жизни».

Вымаливая у правосудия пощады, Лешкун утверждал, что немцы расстреляли его родителей за связь с партизанами. Этот факт подтвердила и Анна Вой­техова: «Примерно в июле 1943 года я была арестована и находилась в лагере на окраине Витебска в районе кирпичного завода. Узнала, что на дежурство в этот лагерь приходит мой земляк, который служит у немцев и за какие-то заслуги ими награжден. Однажды, убирая помещение, я действительно увидела Виктора Лешкуна в немецкой форме. Он разговаривал со мной пренебрежительно. Я сказала, что его родители расстреляны немецкими карателями в Сураже. Он ответил, что так им и надо. Сказал дословно: «Собакам собачья смерть».

А вот что сам рассказал Лешкун на допросе о некоторых деталях расстрелов: «Нам дано было указание говорить арестованным, что их ведут не на расстрел, а в другой лагерь для отправки в Германию. Это делалось для того, чтобы обреченные не поднимали крик и плач раньше времени, а дали возможность доставить их без труда к месту расстрела. Им и вещи разрешали с собой брать. Помню хорошо, что все их пожитки помещались в небольшие полотняные мешочки».

Суд приговорил: Лешкуна и Богданова — к 15 годам лишения свободы, Иванова и Бурулёва — к высшей мере наказания.

Те, кто получил расстрельный приговор, бросились вымаливать себе жизнь. «Указанное преступление совершено мною в возрасте 18 лет, — писал в кассационной жалобе Бурулёв, — в обстановке, сложной для психологического восприятия. Не имея достаточного жизненного опыта…» Какой жизненный опыт надо иметь для понимания того, что черту нельзя переходить при любой ситуации? Разумеется, для «психологического восприятия» требуется от человека мужество.

Президиум Верховного Совета БССР, учитывая активную карательную деятельность и личное участие Бурулёва и Иванова в убийствах и истязаниях советских людей, отклонил ходатайство обоих о помиловании. Их расстреляли 9 декабря 1977 года.