28 января / «Витьбичи» / Наталья Дроздова/. Из конверта, который прислала в нашу газету витебчанка Вера Баталко, неожиданно выпал маленький клочок пожелтевшей от времени бумаги, на котором просматривались некоторые цифры и слова, написанные чернилами: «Дриссенский районный комиссариат...26 сентября 1944 года... убит...»
Похоронка. Редакции доверили священную семейную реликвию.
К своему большому, подробному и очень трогательному письму Вера Ивановна приложила еще и маленькую записку, в которой объяснила: «Я написала вам для того, чтобы белорусы — кто вспомнил, а кто и впервые осознал (это касается молодежи), какое горе принесла нам война, — вновь и вновь задумывались о ценности мира и покоя». И еще приписала: «И, пожалуйста, после возможной публикации моей истории очень прошу вас вернуть мне похоронку на отца — это всё, что осталось от него»....
«Трибун революции»
«Историю моей семьи (во всяком случае, то, что я знаю доподлинно) хочу начать с «трибуна революции», — читаем в письме Веры Баталко. — Так называли брата моей бабушки (по отцу) Кузьму Кузнецова. И не только за то, что он устанавливал Советскую власть в Зароновском сельсовете. По воспоминаниям, Кузьма Фёдорович действительно был человеком необыкновенным: прирожденным оратором, смелым, бескомпромиссным, целеустремленным, беззаветно верившим в мечту о новой, счастливой для всех людей жизни, и с пылким сердцем взявшимся за это правое дело. Одним словом, преданным ленинцем».
Потому не было от него житья врагам Советской власти. За что и убили его бандиты в 1922 году, расстреляв в упор. Авторитет Кузьмы Фёдоровича среди народа был настолько великим, что после его смерти даже район назвали в честь него — Кузнецовским! Просуществовал он до 1927 года, а затем вошел в состав Витебского. В тот же год в Ленинград переехала семья сестры Кузьмы Кузнецова (он своей даже завести не успел) — оставаться в родных местах стало небезопасно: «трибуны революции» и после смерти страшны врагам, потому и родственникам тоже могли мстить.
Ставшие ленинградцами, они и представить себе не могли, какая судьба ожидала их. Матрёна Фёдоровна вместе с мужем пережили блокаду от первого до последнего дня. Она сама при этом не прекращала работать на одном из заводов по производству оружия для фронта, для Победы, а муж-шофер до самого прорыва блокады доставлял по Ладожскому озеру продукты в осажденный город.
Ах, война, что ты, подлая, сделала...
Из Зароново уехала и другая бабушка Веры Ивановны, только в Витебск, где семья построила дом на улице 2-й Ветренной. Надя, одна из дочерей Залесских, в 1939 году окончила педучилище и получила направление в Дриссенский район. Там — теперь уже Надежда Романовна! — начала работать учительницей в сельской школе в Дёрновичах.
«Преподавал в той же школе и Иван Кондратьевич Лесничий. Вот так и встретились мои будущие родители! — пишет далее Вера Ивановна. — Затем они переехали в другую деревню, Барсуки. А в 1940 году отец окончил еще и Калинковичское военное училище, так что буквально с первого дня объявления войны он ушел на фронт».
О том, что происходило с каждым из встретивших ту страшную войну, наверное, никогда не напишут всё. Ужасы, невообразимые переплетения судеб миллионов людей были не просто страшными, а порой и немыслимыми.
«Как потом оказалось, формирование человек в 600, в котором находился мой отец, где-то под Полоцком окружили фашисты. Так он попал в плен. Об этом мне, уже взрослой, рассказывала мама. Отец вместе с одним товарищем решили бежать. Невероятными усилиями выломали несколько досок в товарняке, в котором их везли в Германию, и, рассчитав приблизительно, когда будут проезжать в районе своих родных мест, выпрыгнули на ходу. Папа пешком дошел до Барсуков, где его уже не чаяла встретить живым мама. Вместе они стали помогать партизанам, пекли и передавали хлеб, выполняли задания».
Иван Кондратьевич еще успел увидеть и свою новорожденную дочурку: сам бабку-повитуху искал в округе! А вскоре со встреченными войсками советской армии ушел воевать дальше. Иван Лесничий погиб 26 сентября 1944 года в боях под Ригой.
Умирала дважды
Надежда Романовна родила Верочку 1 апреля 1943 года. А 26 апреля фашисты вошли в Барсуки и подожгли дома селян, в том числе и Лесничих. Трехнедельная девочка осталась в живых чудом — «спас» ковер, который висел на стене. Но в этот день грудной ребенок все же едва не погиб...
«Оккупанты согнали всё население деревни, — вспоминает дальше Вера Баталко. — Расправлялись с людьми, как только хотели. В месте расправы оказалась и мама со мной на руках. Немецкий офицер выхватил дитя, поднял на штык и хотел бросить в огонь. Но мама до войны преподавала немецкий язык, и она стала выпрашивать, вымаливать отдать ей ребенка, оставить в живых. Немец был несказанно поражен, услышав родную речь. Может поэтому с ехидной усмешкой бросил меня под ноги мамы, при этом не преминув пнуть ее своим сапогом».
Беда не ходит одна
Так мог сказать любой, переживший ту страшную войну. Погиб и второй брат отца, третьего в 14 лет угнали в рабство в Германию. Туда же были вывезены и отец с матерью Надежды Романовны. А когда она с Верочкой решила вернуться в Витебск, в родительский дом на 2-й Ветренной, то встретило ее одно лишь пепелище.
«Жили в землянке. Потом мама нашла работу в Долже, где дали комнатку, наверное, не больше 12–14 квадратных метров. На две семьи. Спали с мамой на одной кровати, мыши и крысы бегали прямо по одеялу. Холод стоял такой, что со стен сгребали снег, в ведре замерзала вода, топить было особо нечем, — пишет дальше Вера Баталко. — Мы долго еще мыкались по чужим углам. Маму перевели в Лужесно, где она учила слабовидящих деток, сирот, переростков военного времени. Жили на частной квартире — тоже маленькой и темной. Мама получала 600 рублей, 120 из них отдавала за жилье».
И тогда Надежда Романовна решила: во что бы то ни стало, но построю свой дом! Экономила из зарплаты и мизерной пенсии Веры за погибшего отца, строила неимоверными усилиями, и все-таки свой угол у них появился в 1952 году. Вера уже ходила в третий класс. И хотя въехали в дом без крыши и фронтонов, но, кажется, именно тогда впервые показалось: война окончилась, всё забудется...
На самом деле, лихолетье еще долго давало о себе знать. «Учились мы в помещении бывшего немецкого барака, где практически не было освещения — горела одна керосиновая лампа на весь класс. Но особенно одолевал холод и в школе, и дома. После занятий мы с мамой ходили в лес, рубили орешник и топили им печь. Спали в телогрейках, не хватало еды, одежды и даже тетрадей. Спасала корова, которая давала немного молока. Так что в 12 лет я уже была «маленьким мужичком», умела делать всё: рубить, колоть, косить. Ходила к соседке — училась шить на ее машинке. Свою я купила только в 1962 году, когда уже трудилась на Витебском заводе радиодеталей. Работала в две смены. Ночью, в дождь или мороз возвращалась пешком домой, в Лужесно. А какие тогда были обувка да одежонка...»
Долгое эхо
И даже в самые лучшие, счастливые моменты жизни война напоминала о себе и старикам, и взрослым, и молодым. На вечеринке по случаю встречи Нового 1965 года Вера познакомилась со своим суженым. Но и у мужа судьба оказалась не слаще. Александр Баталко — такой же простой, бедный парнишка, отец пропал на войне без вести, растила его одна мать, которая работала в колхозе. Сыну, который учился в городе в техникуме и жил на частной квартире, получая всего девять рублей стипендии, помочь ничем не могла: платили одним овсом. Это уже потом, прожив большую жизнь, вспоминал, улыбаясь, Александр Прохорович:
— Хозяйка жалела нас с другом, утром и вечером подкармливала затиркой из стакана ржаной муки на двоих. Вот если изредка пешком из Бешенковичей приходил дед и приносил кусочек сала и небольшое лукошко бульбочки, — о, это был праздник! В остальные дни мы с Мишкой старались обходить столовую, потому что от одних запахов, бывало, случался голодный обморок.
«И все-таки мой муж получил хорошее образование, преподавал в технологическом институте. А потом и мне помог выучиться, — пишет Вера Ивановна. — С 1976 года я уже работала на ВЗРД старшим инженером. А потом меня направили работать на один из заводов в город Хмельницкий, пришлось поработать представителем в БССР от Украины, в сфере моей компетенции были все витебские заводы, так что 11 лет жила на два дома!»
Мы выжили и не сдались!
С Верой Баталко мы все-таки еще и встретились! Во-первых, нужно было сдержать слово и вернуть, как она и просила, дорогую ей семейную реликвию — похоронку на отца. А во-вторых, захотелось лично познакомиться с этой женщиной, нашей постоянной читательницей, которая в свои 82 года так замечательно рассказывает, много думает о том, что происходит в сегодняшней жизни. Ее не перестают волновать настроения молодых.
— О тех лишениях, в которых прошла жизнь, можно рассказывать и плакать без конца. Нам с мужем, как и вообще нашему поколению, судьба выпала такая тяжелая, всё нам давалось своим трудом. Но ведь мы выдержали! Выжили и не сдались. Стали достойными людьми своего государства, — говорит Вера Ивановна. — Война украла у нас детство, мой отец погиб за свободу Латвии, дядя — за Россию. Сколько доброго, полезного, по-братски бескорыстного мы в свое время сделали для украинской экономики. Ведь все это было не зря?
Прощаясь, моя собеседница сказала очень трогательные слова:
«Слезы детей войны и до сих пор не просыхают. Так неужели сегодняшние молодые люди хотели бы повторения нашей судьбы? Я бы пожелала детям всей Земли, чтобы они никогда не получали похоронки...»
© Авторское право «Витьбичи». Гиперссылка на источник обязательна.
